«Мы резко повзрослели после протестов». Как DOXA превратился из студенческого медиа в крупнейшее молодёжно-политическое

Российское — это политическое

– Катя, расскажи, пожалуйста, про себя и чем ты занимаешься в DOXA?

Я изучаю социологию в Высшей школе экономики. В этом году оканчиваю бакалавриат, планирую поступать в магистратуру. Сейчас прохожу стажировку в Болонье.

В DOXA попала буквально на первой же неделе бакалавриата в 2018 году: увидела пост во «ВКонтакте», ребята искали редакторов и редакторок. Знала про DOXA с 11 класса, поскольку журнал был «в мейнстриме соцнаук».

Армен Арамян ( один из основателей DOXA — прим. ред. ) пошутил: ты случайно не дочь Кирилла Мартынова ( редактор отдела политики «Новой газеты», главный редактор «Новой газеты. Европа» — прим. ред. )? С тех пор шутка так и осталась. Когда работала в «Новой», шутили про «непотизм» .

В DOXA занималась SMM, текстами, краудфандингом в 2019 стала помогать в DOXA_OVD . В том же году пошла в DATA-отдел «Новой газеты» на стажировку, где стала корреспонденткой. В издании я проработала до сентября 2020 года. Затем стала искать себя дальше: что ещё я хочу попробовать? Параллельно работала в DOXA выпускающей редакторкой. Сейчас просто редакторка, у нас горизонтальная структура. По сути занимаюсь продюсированием контента: придумываю темы, ищу авторов, редактирую.

– В одном из интервью ты говорила , что коллеги по медиацеху часто  критикуют вас за наличие позиции на грани с активистской: это считается неправильным для классических СМИ. Вы так задумали изначально или постепенно пришли к этому?

Отчасти это была изначальная позиция. Посмотрите наш манифест : мы издание левого толка, поэтому освещаем проблемы дискриминации, неравенства, политического преследования и всегда ищем форму для этого. Наша задача — быть платформой для молодежи, которая не может найти себя в либеральной повестке (женщины, трансперсоны, представители академического сообщества; пишем о гендерной и расовой дискриминации, рассказываем истории о неизвестных героев и героинь, которые живут где-то рядом с нами). Многое можно говорить на словах, но читатели  формируют повестку издания, а они ждут мнений и гайдов, что что-то можно сделать. Мы ищем, как делать будущее без насилия и неравенства.

Вообще мы были студенческим проектом и ничего сильно не планировали. Может быть, прозвучит грубо, но, если бы в 2018 году меня спросили, буду ли я здесь спустя год, я бы ответила, что нет, это же студенческий проект, он, наверно, умрёт через год.

Есть мнение, что медиа не должно занимать позицию. Но этот год показал (в частности, «спецоперация»), что России нужны мнения и критическая рефлексия, работа над травмами. DOXA в том числе существует ради этой цели.

– Можно ли сказать, что политизация в России дошла до такой степени, что даже изначально студенческому медиа стало невозможно не затрагивать политику?

В России, на мой взгляд, всё происходящее в России всегда было политическим. Мы начали писать про политику не ради лайков, нам стало важно говорить об этом. Внутри редакции обсуждали это, понимали, что для развития проекта нужны эти темы. Но поначалу были скованы концепцией медиа об академии, поэтому уходили от неё сознательно. Расширение DOXA — органичный переход в нечто большее.

Молодость победит(?)

– Сравни первый год DOXA и текущий. Что изменилось? Каковы реперные точки развития?

Конечно, это летние протесты в Москве 2019 года и «дело 212» , а также дело DOXA в 2021 году. Важной точкой было и наше символическое отчисление из студенческих организаций Вышки. Последнее не ощущалось как конец всего: это был понятный поворот, который вытолкнул нас из сугубо академической повестки.

В декабре 2019 я почувствовала, что мы стали свободнее. Тогда мы фантазировали о DOXA, которую можем построить.

Мы испытали шок и резко повзрослели после протестов. Огромный вал политических дел был как удар электрошокером: оказывается, мы живем вот в такой вот реальности. Но в целом наше развитие было предсказуемым.

Из неочевидного назову февраль-март 2021 года, когда мы перестраивали внутренние процессы. И буквально за день до обысков — это было 13 апреля —  мы собрались обсудить, чего хотим мы, чего хочет наша аудитория. Пришли к выводу, что сделаем из студенческого медиа молодёжное. Молодёжь ведь может не учиться в вузах и не интересоваться проблемами высшего образования. Но всем нашим ровесникам важно иметь площадку для обсуждений, особенно тем, у кого нет голоса в других местах (в федеральных СМИ), например, молодым политикам.

Чувствую тёплую ностальгию по старым временам, но сожаления и русской тоски нет. И мы не перестали писать о студенческих проблемах. Но мы меняемся, общество меняется. Моё развитие (от протестов до работы в «Новой») и развитие DOXA происходит органично. Сейчас DOXA должна быть другой. И это наше коллективное ощущение.

– Молодость победит? :) Молодежь ведь тоже разная бывает. Как слоган меняется вместе с развитием DOXA?

Да, победит. Не переставали и не перестанем верить в молодость. Это железная идеологическая установка.

Если мы сами перестанем верить, то превратимся в диссидентский журнал в стиле Довлатова с тоской по прошлому, которое мы не смогли спасти. А это довольно-таки нежелательный результат. Если писать о России, то нужно делать это точно не в логике жертвы и поисков, кто виноват. Нужно говорить в ключе изменений настоящего и будущего. Это даёт людям надежду и нам самим — смысл в работе. Иначе это будет русская тоска, депрессия, хтонь. Мы можем занять такую нишу, но не хочется.

– Активизм как будто хорошо ложится здесь в вашу редполитику.

Это наша активистская сторона, да. Ещё один важный момент, который мы манифестируем, — солидарность. Мы можем сформировать коммьюнити, которому небезразлично происходящее, которое готово что-то менять вместе с нами. Аудитория — ключ к изменениям. Если она не разделяет наши ценности, происходит конфликт. Это видно на примере статей про харрасмент: сколько споров, негатива на нас вылилось, даже иск предъявляли. Но такая реакция —  сигнал о непроработанности травмы. Значит мы на правильном пути: вскрываем темы, которые способствуют изменению нашей среды. Насилие неприемлемо. Неравенства не должно быть.

Могут сказать, что леваки опять настроили себе воздушных замков, но фантазировать не бессмысленно. Кто если не мы? Кто если не молодость? В русскую тоску никто не хочет возвращаться. Она и так каждый день кругом.

– Даже просто на феминитивы тоже реагируют остро. К слову, вы специально, как некоторые говорят, «триггерите» часть аудитории? :)

Да, феминитивы — огромный триггер для части нашей аудитории, даже для молодой. Всё ещё под постами можно найти комментарии в духе «да хватит коверкать русский язык». Но использование феминитивов — сознательная  установка, принцип, консенсусная история редакции.

Если вы герой/героиня нашего текста и не хотите феминитивов в отношении себя, мы не будем использовать, конечно же. Считаю это этически правильным — спрашивать человека, как он/она видит себя в тексте. Так и формируется субъектность. Но в новостях пишем феминитивы и пишем намеренно.

Это формирует отношение к происходящему, а мы за то, чтобы не было дискриминации. Невидимость женщин в текстах — часть общей проблемы дискриминации.

Но если Набиуллина разозлится, позвонит нам и скажет не называть её председательницей Центробанка, то подумаем :) Нужно оценивать ситуацию каждый раз. Взаимодействие с конкретными людьми  — одно, новости, где до субъекта не дотянуться, — другое.

– Новостей, кстати, у вас очень много. Кажется, что вы работаете круглосуточно. Сколько у вас человек в редакции?

Круглосуточно в первые две недели «спецоперации» — да пожалуй, так оно и есть :)

Существует шутка, что DOXA — это Армен. Но DOXA — это не только Армен. Есть и другие люди. Всего нас 12-15 человек. У нас чёткая структура, есть отделы. При этом мы горизонтальная редакция. Наша горизонтальность — это не про прямую демократию, как может показаться, это идеологическая позиция. У нас есть механизм принятия решений. Он открыт, транспарентен и заключается в том, что на летучку приходят все члены реакции, если обсуждаемое их прямо касается. Для оптимизации работы существует разделение на отделы, у каждого из которых свои летучки. Имеются общие летучки редакции, на которых отделы рассказывают друг другу о проделанной работе.

Горизонтальность была для меня не очень понятной в самом начале, сейчас не представляю, как работать по-другому. На мой взгляд, коллектив должен жить без жёстких иерархий. Главные редакторы ведь могут применять разные формы насилия, совершать финансовые махинации — такие случаи известны. Нужно признать, что мы живём в довольно насильственном и злом мире. Если продолжать воспроизводить его таким, страдать будут все. Горизонтальность — ещё одна наша попытка изменить представление об устройстве редакции.

– Как вас изменило дело DOXA ?

Мы прошли через много вызовов. Я ощущала происходящее, как землетрясение. После вынесения приговора поняла, что как будто бежала марафон и вот он заканчивается, не победой, но и не поражением. Я прибежала в середине. Все ожидали такого исхода, но всё равно погано. «Поганый год» — точное описание. Если бы не наша структура и вера в друг друга, которые давали силу и надежду… Не было даже обсуждений, что можем закрыться. Ни в начале дела, ни тогда, когда вот «спецоперация» началась.

Мы очень сильно верим в DOXA и изменения. Если хочешь менять общество, придётся столкнуться с сопротивлением и атакой на молодость. Нельзя сказать, что кто-то может быть готов(а) к этому. Этот год обнажил наши сильные и слабые стороны. Мы придумывали и перепридумывали правозащитные кампании, например, делали «Минуту DOXA» ( что можно успеть за минуту, на которую арестованным разрешалось выходить «гулять» — прим. ред. ), а арестанты DOXA — клёвые ивенты у судов. На это тратились  огромные человеческие ресурсы. Не думаю, что у многих редакций был такой челлендж: придумать правозащитную кампанию в поддержку своих же коллег.

Мы наделали много шишек. Мне было тяжело, ведь это большая ответственность.

Этот опыт сделал нас взрослее и мудрее. Лёгкость ушла, хотя не то чтобы мы до этого к чему-то относились наплевательски. Но ощутили в полной мере, что такое ответственность, дружба, рабочие отношения, переживание за свою и чужую свободу. Экстремальный опыт, которому никому не пожелаешь, да ещё и экспресс-курсом. Но я благодарна жизни всё равно за это. После приговора я испытала катарсис. Пока непонятно, что дальше делать с этим опытом. Он дал тебе всё, но и отнял столько же. Наверно, интерпретация и рефлексия минувших событий — это вопрос времени.

Сейчас проходит новый марафон — освещение «спецоперации». Из одного попали в другой. Это экстремально тяжело.  Поставьте себя на место 22-летней девушки, которая хотела просто окончить бакалавриат, учиться в магистратуре, параллельно работая, и добавьте конец уголовки, освещение войны, вынужденную эмиграцию. Какое слово можно подобрать этому?

– Как справляетесь со всем этим?

Отношусь к происходящему с долей иронии. В целом справляемся по-разному. Сейчас переходим от «режима ЧС», когда работали 24/7, к более плавному. Адаптировались. У нас офигенный новостной отдел (глава Маша Меньшикова и SMMщик Витя Ершов), они делают одну из самых качественных работ, которые возможны в данной ситуации. Иногда не понимаю, откуда у них столько сил, как они справляются. Я после смены на новостной ленте потом день отхожу от неё.

– Да, быть новостником — адская работа…

Да, глобально ньюс-рум — недооцененный труд. Это одна из важнейших работ в медиа. Мне бы хотелось, чтобы об этих людях больше говорили, потому что они заслуживают этого.

Про диджитал-самиздат

– Какие интернет-темы интересны DOXA?

Политические преследования в России  в коллаборации с технологиями. Видеонаблюдение, сливы данных. DOXA считает интернет важной темой, так же как и дискриминацию. Интернет ведь отражает все проблемы из физической жизни. Там тоже много несправедливости. Лично меня интересует использование корпорациями данных и авторитарность BigTech. Ситуации, подобный тому, что «Яндекс» скрывает сайты заблокированных СМИ.

Это то, о чем мы говорим: мы живем в авторитарном, имперском государстве. Оно распространяет свои щупальца и в интернете. Никто не питает иллюзий, что суверенность Рунета будет только укрепляться. Об этом нужно и хочется писать. Думаю, у нас будет всё больше тем про это.

– Какую рекомендацию дашь читателям по ориентации в источниках информации, которых становится всё меньше в плане разнообразия?

Этот вопрос стал особенно актуальным, да. Вспоминаю себя в первые две недели: непрерывный скроллинг всех новостей.

Я журналистка, могу отделять плохие источники от хороших, но понимаю, какая это жесть для обычного читателя. Поэтому первое — рекомендую в таких ситуациях делать брейки на 1-2 дня и не читать новости. Ты привыкаешь бездумно читать без разбора. Это не плохо, но фокус снижается, тобой становится легко манипулировать. Детокс позволяет очистить сознание.

Второе — спросить того, кому доверяете, что они читают, и сформировать круг медиа качественных, на твой взгляд, медиа. Это про открытость к информации и то, что объективной журналистики не существует.

Объективная журналистика —  иллюзия и надежда на изменения. Нет, мы можем менять свои привычки. Но следует быть практичными и давать СМИ право на ошибки, которая часть реальности. СМИ субъективны, а проблема дезинформации становится особенно актуальной при таких событиях. Война не телешоу. На ней информацию нельзя проверить right in the moment.

– Думали ли вы про альтернативные каналы передачи информации в условиях выжигаемого государством медиапространства? Некоторые даже вспоминают про самиздат.

В начале войны прощупали отходы от привычных форматов. Сделали ежедневную рассылку. Это формат, в котором совмещаем новости за день, наше мнение об этом, даём советы. То есть общаемся с аудиторией. Получаются довольно личные рассылки. Для меня это момент, когда я в меньшей степени журналист и в большей — просто человек.

В условиях суверенизации интернета почта становится новой старой формой взаимодействия с аудиторией. Её сложно заблокировать. Можно воздействовать на сервисы, но она так устроена, что общение адресанта с адресатом идет напрямую. Невозможно заблокировать имейл ( но можно манипулировать массовыми бот-репортами на спам, про такую атаку на свою почтовую рассылку рассказал проект KIT — прим.ред. ).

Размышляли о самиздате тоже, но пока у нас нет концепции. Однако думаю, будущее за диджитал-самиздатом и разными формами сопротивления. Пример — Феминистское антивоенное сопротивление . Восхищаюсь тем, что девушки делают. Они предлагают самые разные и неочевидные формы протеста. Например, развешивать кормушки с надписями «нет войне». Как у них работает политическое воображение! Нам всем стоит друг у друга учиться.

Беседовала Мелиса Савина